Где-то в доме Грэма Коутса часы его деда учтиво пробили двенадцать раз. В Лондоне наступила полночь. Во Флориде было семь вечера.
А это значит, настало время колдовства.
* * *
Миссис Данвидди сняла со стола пластиковую в красно-белых шашечках скатерть и убрала ее подальше.
– Кто прихватил черные свечи? – спросила она.
– Я, – сказала мисс Ноулз.
Она порылась в стоявшей у ее ног хозяйственной сумке и извлекла четыре свечи. Свечи были главным образом черные. Одна – длинная и совсем обычная. Остальные три представляли собой мультяшных черно-желтых пингвинов, из голов которых торчали фитили.
– Других не было, – сказала мисс Ноулз, извиняющимся тоном. – Мне и так в три магазина пришлось зайти, пока эти нашла.
А это значит, настало время колдовства.
* * *
Миссис Данвидди сняла со стола пластиковую в красно-белых шашечках скатерть и убрала ее подальше.
– Кто прихватил черные свечи? – спросила она.
– Я, – сказала мисс Ноулз.
Она порылась в стоявшей у ее ног хозяйственной сумке и извлекла четыре свечи. Свечи были главным образом черные. Одна – длинная и совсем обычная. Остальные три представляли собой мультяшных черно-желтых пингвинов, из голов которых торчали фитили.
– Других не было, – сказала мисс Ноулз, извиняющимся тоном. – Мне и так в три магазина пришлось зайти, пока эти нашла.